Занимаюсь ранней историей малой Родины. Пытаюсь раскрасить в нужные цвета её белые пятна. Пишу стихи, рассказы, статьи по истории. О рассказе могу, лишь добавить одно, вроде описывается обычный студенческий вечер, но почему-то он врезался в память на всю жизнь.
В осенний субботний вечер случилось мне остаться одному в студенческом общежитии. Неразлучный друг Алик срочно уехал к бабуле в Баковку, у неё что-то случилось по дому, и необходима была его помощь. Другой студент Даваджав, монгол по национальности, живущий вместе с нами, надел куртку и на выходе крикнул, что поехал к друзьям. За окном стояла хмурая, неулыбчивая осень. Сумрачная пелена окутывала тёмным покрывалом здание школы, находящейся через дорогу напротив, иногда пелена вздрагивала, как от удара хлыста, когда очередная машина попадала в лужу, образовавшую своё пристанище как раз под нашим окном. Чтобы не проникнуться хандрой одиночества, я взял тетрадку с песнями, в которой друг недавно проставил аккорды и приступил к разучиванию нового репертуара. Работа шла ни шатко, ни валко, но в такой ситуации это был лучший вариант, по сравнению с теми, которые навязчиво лезли в мою голову. В начале девятого вечера кто-то постучал в дверь и после моей неприветливой фразы: «Толкай» - в комнату вошла симпатичная землячка Даваджава. Она заходила к нам несколько раз, и мы были немного знакомы, но обычно не задерживалась надолго, так как говорила по-русски очень плохо.
- Привет! - поздоровалась она и далее, не в вопросительной, а утвердительной форме сказала, - Даваджав, здесь.
Я решил выяснить, где он есть. Посмотрел по сторонам, заглянул за шкаф, открыл дверцы и поискал внутри, потом подошёл к его кровати, встал на колено, поднял полу одеяла и устремил взор вниз, но и там его не оказалось. Закончив просмотровую процедуру, я спокойно ответил гостье, что Даваджава нет.
Найдя свой ответ необыкновенно исчерпывающим, я сел за стол и уткнулся в песенник. Хандмаа, так звали девушку, как ни странно не развернулась к выходу, а наоборот прошла до середины комнаты и объявила:
- Я чуть-чуть жду, он будет есть, мне нужно говорить.
- Проходи, присаживайся, - я отодвинул стул от стола.
Она подошла к столу, встала рядом со мной и посмотрела в мою тетрадку.
- О! Толстая книга песни! Гитара есть! Я тихо, буду сильно слушать!
Говорила она, как я уже заметил выше, плохо по-русски, но необыкновенно убеждённо, в интонациях её азиатского голоса чувствовалось, какая та сила. Настроения петь у меня не было, но мне вдруг стало стыдно начинать канючить, оправдываться, говорить, что я что-то не приготовил, в общем, набивать себе цену. Поэтому я бодро ответил:
- Хорошо, что-нибудь спою. Но не обессудь, как умею, так могу.
Она села на кровать Даваджава. Довоенные пружины ложа прогнулись, и девушка оказалась в позиции на уровень ниже моих глаз. Это позволило мне наблюдать в открытом вырезе футболки гостьи необыкновенно красивую, из тёмного золота грудь. В таком ракурсе петь было невозможно, я взял гитару, развернул стул на 45 градусов, подтянул ближе тетрадку и исполнил из репертуара «Весёлых ребят» недавно разученную песню «Был ещё недавно, я любим и мил». По глазам девушки я понял, что ей понравилось, но она старалась это не показывать и лишь опять в утвердительной форме сказала:
- Ещё имеешь.
Я спел тогда популярные «Марионетки» из «Машины времени» и поощряемый вниманием зрительницы решил исполнить что-то своё. Первое что мне пришло в голову, совершенно не соответствуя теме, спеть «Ты такая ж простая как все, как сто тысяч других в России». Но прекрасные стихи Сергея Есенина и одна из лучших моих мелодий сделали своё дело. Девушка зааплодировала и звучно выпалила: «Ещё!»
После трёх ритмичных песен, мне захотелось исполнить свою лирическую балладу, тем более, как говорил друг, она у меня получалась гораздо лучше, чем всё остальное. Я проникновенно начал:
Мир, что за окном,
Как большой Содом,
Крутит, вертит нас,
Будто в шторм баркас.
Позабудь на миг
Этот мрачный мир
Вместе мы найдём
Мир, как сладкий сон…
Песня заканчивалась такими словами:
А тогда пускай
Сна наступит край
Разум нам вернёт
Омут всех забот.
Мне показалось, что гостья не поняла и половины текста, но моё далеко не выдающееся пение произвело на молодую студентку, неизгладимое впечатление. Она порывисто встала, подошла ко мне и молча, поцеловала. Меня не устроил дружеский поцелуй, я прижал к себе гостью, крепко обнял и бесцеремонно впился в её уста. Через минуту я отпрянул от губ симпатичной азиатки, стараясь понять её реакцию. На меня смотрели вопросительные глаза, я чувствовал глубокое дыхание грудь в грудь, но ни одна часть её гибкого тела не двинулась назад. Через некоторое время мне показалось, что мои объятия затянулись до неприличия и чтобы, как-то разрядить обстановку, я решил предложить девушке выпить чаю.
- Хандмаа, у меня есть прекрасный индийский чай со слоном и вкуснейшее клубничное варенье друга. Предлагаю устроить чаепитие.
- О, у меня дома конфета, я один минута! – и девушка, как птица выпорхнула за дверь.
Заглянув в столовую часть шкафа, я понял, что ассортимент угощений достаточно скромный. Там, были три пачки индийского чая, который нам приносил с работы наш друг Юра, банка варенья Алика, чуть больше полбатона белого хлеба, бутылка вина «Агдам», правда, купленная в центре Москвы, на этом меню заканчивалось, даже не перевалив на вторую страницу. Но вспомнив, что за пятилетие студенческой жизни мы знавали и худшие времена, я приободрился духом.
Пока моя гостья отсутствовала, в оправданье ей, надо сообщить читателю, почему она плохо владела русским языком. Об этом нам поведал Даваджав, после первого прихода землячки, когда мы с другом насели на монгольского студента с множеством вопросов, типа, кто она такая, откуда он её знает? После всяческих ужимок и хмыканья он, нехотя рассказал нам, что ей недавно исполнилось восемнадцать лет, она племянница монгольского дипломата в СССР, отец у неё монгол, а мать индианка. Поступила в институт сразу после школы, а не как все, потратив год на подготовительные курсы для изучения русского языка, учится на самом престижном факультете книговедения. После некоторой паузы ещё добавил, что она ходит на курсы русского языка, а он как может, помогает ей. Закончил свою речь Даваджав небольшим резюме: «Понимает она русский язык уже неплохо, а говорить, пока не научилась».
Я сходил на кухню поставил чайник, водрузил на стол бутылку вина и к ней два гранёных стакана, нарезал белый хлеб и открыл банку варенья. Хандмаа не заставила себя долго ждать и влетела к столу с большой, красивой коробкой конфет.
- О, у тебя чай с пробка, чтобы не быть холодный, - пошутила девушка, глядя на вино.
- Чайник ещё не закипел, а бутылку вина я достал, потому что не могу от девушки заныкать такой славный напиток.
- Водка – огурец, вино – конфета, это нормально, - согласилась со мной гостья.
Потом она, молча пошла к шкафу, где лежали кухонные принадлежности, взяла две мелких тарелки, протёрла их полотенцем, рядом висевшим, добавила чайные ложки, вилки и всё это аккуратно разложила на столе. Я сбегал за кипятком, заварил чай с индийским слоном и предложил выпить вина. Скромно налив по полстакана, произнеся тост за дружбу наших народов, я выпил и закусил конфетой. Гостья тоже отпила с половину содержимого и, закусив таким же образом, не отказала себе в комментарии:
- Я думала, будь совсем плохо, но жить можно, - бодро отрапортовала девушка, встала из-за стола и кокетливой походкой пошла по комнате. На полу у изголовья моей кровати она обнаружила полутора пудовую гирю и заинтересовалась:
- Это есть что? – спросила девушка, наконец, сумев построить вопросительную фразу.
- Гиря, иногда занимаемся, скуки ради.
- Знаю, ты умеешь, я буду смотреть, - сказала Хандмаа таким тоном, каким командир даёт команду своим солдатам: «Вперёд, в атаку». Это был мой не самый любимый снаряд, но делать было нечего. Подняв по 8 раз правой и левой рукой, выполнив упражнения для бицепсов и трицепсов, побросав гирю вверх для дельтовидных мышц, я собрался возвращаться к столу. Но девушка взяла меня за руку и вернула к снаряду:
- Я знаю, ты можно лучше.
Мое самолюбие было задето до глубины души. Мне казалось, если я ударю лицом в грязь перед иностранкой, это будет моим самым тяжёлым поражением. Голова лихорадочно искала нужное решение. И тут меня выручила память, протянув спасительную соломинку. Я вспомнил случай в стройотряде, когда мне пришлось сразиться с самовлюблённым атлетом, для которого гиря такой же родной снаряд, как для меня футбольный мяч. Миша, так звали силача, любил подкалывать ребят, что они слабаки, потому что самая тяжёлая гиря их налитый стакан. Многих такая предъява задевала, но проучить зарвавшегося атлета не находилось случая. Однажды я вспылил и предложил ему на спор, при всей честной компании, повторить с полуторкой (24 кг) то, что сделаю прямо сейчас на глазах у всех ребят. Он с ухмылкой ответил что, если я её не проглочу, всё остальное он сделает с превеликим удовольствием и даже увеличит количество повторений. Как бывший футболист я быстро подметил, что ноги у него развиты значительно хуже, чем верхний пояс. У меня же в связи со спецификой моего вида спорта ситуация была диаметрально противоположная, надо было этим воспользоваться. Я водрузил себе гирю на плечо и, собрав все силы в кулак, присел «пистолетиком», т.е. на одной ноге, четыре раза подряд. Михаил зачесал «репу», понимая, что его мощный торс и без гири будет тяжело давить на ногу, но делать было нечего, и он приступил к упражнению. Несмотря на все усилия, больше одного раза присесть силачу не удалось. Я не стал добивать соперника, сказав, что упражнение для него новое, поэтому надо просто немного потренироваться. И вот теперь, не зная уровня своей физической подготовки, я решил «тряхнуть стариной»:
- Смотри, Хандмаа и записывай, такое тебе вряд ли покажут друзья, - я водрузил тяжёлый снаряд на плечо и с ожесточением во взоре, стал выполнять приседания на одной ноге. В колене что-то захрустело, лицо приобрело цвет красного помидора, но, несмотря ни на что, я выдюжил свои четыре раза.
Как только отставил гирю, ко мне подбежала Хандмаа крепко обняла и стала целовать в губы, совершенно не соблюдая правила дружеского тона. Теперь уже мне приходилось сдерживать наши эмоции. Я пока был абсолютно трезв, и мой внутренний голос досаждал меня всяческими наставлениями: «Сначала разберись в своих чувствах с другими подругами, а затем начинай новые отношения. Запомни, у тебя могут возникнуть проблемы с монгольским землячеством, ведь ты их не убедишь в том, что собираешься с ней в Монголию». Выслушивая убедительные предостережения внутреннего голоса, я продолжал не по-детски целоваться, а руки мои давным-давно уже покинули границу приличия, которая, как известно, находится на талии партнёрши. И тут я вспомнил, что дверь в комнату не заперта и в неё в любой момент может войти Даваджав. Ко мне вернулась ясность ума и желание владеть ситуацией. Я пригласил девушку к столу, мотивируя тем, что индийский чай уже давно заварился. Мы выпили ещё вина, затем Хандмаа налила чаю, а я сделал ей большущий бутерброд с клубничным вареньем. Содержательную часть чаепития я пытался заполнить непринуждённой беседой, но на общие темы разговор получался таким отвлечённым, что я уже не понимал собеседницу. Мне показалось пора вернуться к конкретной тематике, и я задал, волнующий меня вопрос:
- Как ты думаешь Хандмаа, вернётся сегодня Даваджав или нет? – на что получил пророческий ответ:
- Это будет, когда не ждать.
Моя гостья тонко чувствовала ситуацию, а иногда мне казалась, что она может даже читать мои мысли. Быстро уяснив, что интеллектуальное общение у нас вряд ли получится, она вышла из-за стола и опять непринуждённой походкой стала обходить комнату. На шкафу она заметила баян и немедленно произнесла в утвердительной форме:
- Это есть твой.
- Нет, это баян друга Алика, помнишь такой кудрявый, светловолосый, он играть мастер, а я не знаю, даже на какие кнопки нажимать, - для большей убедительности я выразительно развёл руками.
Рядом находился футляр со скрипкой, который не мог не заинтересовать мою гостью.
- Это есть твой? – сказала гостья туже фразу, но в вопросительной форме.
- Нет, это Игорь оставил, они с Аликом недавно что-то репетировали. Скрипача ты один раз видела у нас, тоже кудрявый, светловолосый, но в очках и маленького роста.
Я чувствовал, что девушке хочется найти что-то интересное. В моем арсенале оставался один единственный, но небезынтересный номер.
- Я подошёл к студентке, обнял её, наклонил немного голову и направил в другую сторону комнаты. Хандмаа сразу почувствовала смысл игры и продолжила поиск на полу и в противоположном направлении. Наконец она подошла к тумбочке, заглянула за неё и увидела футбольный мяч.
- О, это есть твой, - непререкаемым тоном сказала она и протянула мне мяч. Ты можешь тут, - опять в утвердительной форме заметила гостья.
- Есть в моём арсенале маленький фокус, только стол надо передвинуть к окну.
Она хотела помочь мне с перемещением мебели, но я, как истинный джентльмен, конечно, всё сделал сам. Свой номер я несколько раз демонстрировался друзьям, поэтому необходимые атрибуты у меня были под рукой. Сказав, что мне необходимо переодеться в форму, я собрался идти в душевую, но Хандмаа сообщила, что ей тоже надо отлучиться, и мы на время покинули комнату. Я быстренько принял душ, переоделся в футбольную форму и кеды, намочил тряпку, чтобы протереть мяч. Девушка по обыкновению тоже не заставила себя долго ждать. Для начала я её пригласил к столу и предложил выпить вина, на что она отрицательно повела головой:
- Это уже много.
- Один я не пью, а без приподнятого настроения не получится фокус, - провоцировал я гостью.
По выражению глаз студентки было видно, что я поставил её в сложное положение. Мне показалось, что она не любит отменять свои решения, но и ожидаемый номер представлялся ей не совсем рядовым.
- Хорошо, только один чуть, в пользу фокуса – для пущей верности она показала указательный палец.
- Обещаю больше не досаждать уговорами, - без тени сомнения заметил я.
Она легко подлетела ко мне, поцеловала в щёчку и, махнув рукой, скомандовала: «Давай»! Выпив вина, мы приступили к фокусу. Я выдал ей чёрную повязку, отошёл к двери и попросил завязать мне глаза. Она ловко всё сделала, но я немного освободил узел, так как сказал, что повязка немного давит. Потом я предложил ей положить мяч на носок правой ноги и отойти к столу. Я замер с мячом на ноге и таинственным голосом скомандовал:
- Слушай меня внимательно, ни раньше и ни позже, а строго по моей команде, ты должна крикнуть: «Алле!» и тогда начнётся действо. Найдя уверенный баланс мяча, я махнул рукой, и, услышав её пронзительный крик, начал ритмично жонглировать мячом. Номер, как всегда смотрелся неотразимо, футболист в моём лице, без видимых усилий, чеканил мячом с завязанными глазами. Для тех, кто скажет, что такое не может быть, открою маленький секрет, хотя и зная его, будет повторить не так-то просто. Чёрная повязка была достаточно жёсткая, поэтому нос не давал ей прилегать без небольших щелочек. Полностью опустив глаза, я мог видеть подъёмы своих ног, поэтому надо было надеть форму с гетрами, а брюки в данной ситуации не годились. Сложность фокуса заключалась в том, что он предполагал очень хорошее чувство мяча, которое позволяло попадать в нужную точку футбольного шара и при этом ещё мгновенно её корректировать, когда мяч оказывался на краткий миг в поле зрения.
Но фокусники не любят открывать свои карты, поэтому закрою эту тему. После того, как завершился номер, девушка бурно захлопала в ладоши. Подойдя ко мне, сняла чёрную повязку, и потом как-то сдержанно, но при этом загадочно, поцеловала.
- Я отвернусь, залезай джинсы, - предложила она и отошла к окну.
Пока я переодевался, Хандмаа надавила на клавишу магнитофона и из динамиков полилась космическая музыка популярной тогда французской группы «SPACE», как сейчас помню, это был их лучший диск «Magic Fly». Я закрыл на щеколду дверь, которая теперь открывалась только изнутри, подошёл к столу и, позабыв своё обещание, предложил выпить вина.
- Мне хорошо, лучше не можно. Надо если - сам.
Я выпил ещё пол стакана портвейна и почувствовал себя, как в сказке. Внутренний голос перестал досаждать своими постоянными упрёками, музыка лилась лёгкой, красивой волной прямо в душу, а Хандмаа казалась такой близкой и родной, будто бы мы с ней знакомы были целую вечность. Молча, без потерявших уже своё значение слов, мы стали танцевать. Как сейчас помню необыкновенно гибкую талию монгольской студентки. Я давным-давно имею чёткое убеждение, в котором вряд ли меня сможет кто-то переубедить, что самые красивые женщины бывают только славянской национальности. Но что касаемо женской талии, этой необыкновенно подвижной и чарующей части женского тела, здесь я скажу так, какой обладала моя гостья, потом я не встречал нигде и никогда. Постепенно наш танец потерял ритмичный рисунок, и мы просто стали целоваться в засос, обниматься и интересоваться теми участками тела, про которые обычно не пишут в литературных произведениях.
Хандмаа потянула меня за руку к моей кровати и бархатистым, грудным голосом скомандовала:
- Ложиться, имеешь кровать.
Я скинул обувь, футболку и собрался туда же отправить джинсы. Но рука девушки остановила меня и весело улыбаясь, подтолкнула на ложе. Я подыграл ей и будто бы от усилия плюхнулся спиной на кровать. Тут же шалунья водрузилась на меня и стала снимать футболку. Через несколько секунд предмет женского туалета полете на мой стул. Хандмаа нагнулась ко мне, нежно поцеловала и предложила помочь расстегнуть застёжку того, что находилось под майкой. Вскоре этот предмет последовал за предыдущим. Девушка выпрямилась, прогнула спину и вполне уверенно сформулировала вопросительную фразу:
- Ну что, хорошо?
Я молчал, любуюсь прекрасным женским телом, но подруга и без слов понимала моё состояние. Тогда я обнял её за талию и нетерпеливо скомандовал:
- Ну, всё, надо ложиться.
Она птицей выпорхнула из кровати и начала снимать юбку, меня тоже не надо было подгонять, я одновременно освобождался от джинсов. Машинально взглянув на личинку входного замка, вдруг увидел, что она зашевелилась, прокрутилась два раза по часовой стрелке, затем вернулась назад. Кто-то дернул дверь на себя и после того, как она не открылась, послышался настойчивый стук.
- Даваджав! - быстро прошептал я.
Хандмаа уже надевала лифчик, и, повернувшись ко мне спиной, скомандовала:
- Застегнуть!
С первого раза не получилось, обратная процедура была более привычной, на лице девушки не дрогнул ни один мускул, она нежно, но уверенно стала растягивать новое слово по слогам:
- Спо – кой – на!
На последнем слоге мне удалось осилить застёжку, а Хандмаа уже успела надеть юбку и на одну руку футболку. Моя работа тоже не задерживала процесс одевания, одним движением натянув джинсы и на ходу влезая в футболку, я подошёл к столу. Гостья тоже была рядом, налив чай прямо в недопитый портвейн и взяв хлеб с вареньем, она, как всегда уверенно скомандовала:
- Открывать.
Я прокрутил барашек защёлки и в дверь стремительно вошёл Даваджав, с красным румянцем на щеках и сбивчивым дыханием. К нему навстречу с бокалом чая и бутербродом кокетливо вышла его землячка:
- Привет, Даваджав! Хочешь чай? Вот моя конфета, - она рукой указала на коробку конфет.
- В двенадцать ночи чай не пью.
- Я долго за тебя уже тут, слушай и я спать. Завтра, новый корпус, седьмой этаж, в комнате такой-то, будет совет землячества, 11 часов. Понятна.
- Понятно. И ради этого надо было здесь столько времени торчать, - возмущённо заметил студент.
- А что завтра, тебя кровать поднимать, - спокойно отпарировала студентка. Попей чай, конфета вкусна, - облизываясь, посоветовала девушка земляку. Ладно, пока. Толя, спасибо на чай.
Гостья обворожительно улыбнулась и манящей походкой, в которой не разберёшь куда больше движения вперёд или в сторону, грациозно вышла за дверь…
Приблизительно через неделю я шёл с другом из института, вдруг меня окликнул знакомый голос:
- Толя!
Я увидел Хандмау, которая стояла в стороне от своей подруги. Мгновенная радость, вдруг сменилась ощущением чего-то неотвратимого, но отгоняя растрёпанные чувства, я поспешил навстречу девушке:
- Толя! Землячество против нас, кто-то сказал, я не могу тебя смотреть, нет, видеть. Я тебя помню, буду помнить, ещё буду помнить. Толя! Ты меня чуть-чуть не забудь.
Маленькие слезинки скользнули с немного раскосых глаз, она уткнулась в моё плечо, но моментально взяла себя в руки, с усилием улыбнулась и, помахав мне рукой, побежала к подруге.
Больше мы не виделись. Правда, через полгода во второй половине мая был такой случай. В субботу с утра я с другом шёл в институт на преддипломные слушания. На середине пути вдоль известного екатерининского пруда я почувствовал, что моя спина будто горит. Как будто полдневное июльское солнце всей своей силой прожигало меня. Я, инстинктивно, оглянулся назад и увидел в метрах трёхстах сразу за перекрёстком одинокую девичью фигурку. Она стояла, как оловянный солдатик и смотрела в мою сторону. Свежий ветерок от воды бесцеремонно задирал край её лёгкого платья, но она этого не замечала. В то время я обладал прекрасным зрением и тут же узнал свою милую Хандмау. Мне захотелось побежать к ней на встречу, крепко обнять и больше никогда не выпускать из своих объятий. Но подошёл друг и как всегда кратко, но по существу дела, заметил:
- Не делай больно, ни себе, ни другим. Её здесь не оставят, а ты в Монголию не поедешь. Он развернул мои плечи на 180 градусов, и мы продолжили путь в институт.
P.S. Через месяц с небольшим, не дожидаясь осеннего призыва, как все, я ушёл добровольцем в армию, в последний день призыва весенней компании.
